Новое правительство окончательно перестает быть местом для выработки стратегий и проведения в жизнь собственной политики.
Оно превращается в группу исполнителей, главная задача которых – подобрать правильную методику расчета статистических показателей, чтобы те соответствовали майскому указу и ожиданиям президента
Так уж повелось считать, что Россия – страна непредсказуемостей, русская тройка несется куда незнамо, как – не расскажет, зачем – умом не понять. На этом фоне 7 мая 2018 года останется в истории днем-исключением: представленный на публичное обозрение новым старым премьером (предложенным Думе новым старым президентом) проект нового (не старого) правительства оказался более чем предсказуемым – он в точности соответствует внутриполитическому моменту и отражает завершение растянувшегося на годы перехода России к самодержавной форме правления и полной остановке знаменитой русской тройки.
Да и вообще, новый срок правления Владимира Путина уже с первого дня отличается полной ясностью внутренней политики – она будет основана на тихом отказе от развития и изменений, на фоне ожидаемых гигантских успехов в области креативной отчетности и творческой пропаганды.
Новое правительство интересно прежде всего не теми, кто в нем остался, а теми, кого в нем не будет. В новом правительстве не будет не только ни одного нового лица из числа политических, экономических или кулуарных тяжеловесов; в нем не будет и ни одного старого лица такого калибра. Дворкович и Шувалов покидают правительство, и если бы не уход Рогозина, кто-то мог бы даже подумать о «победе силового клана», но нет – увольнения ровно распределены по спектру политических пристрастий.
Неудивительно, что значимые фигуры российской политики окончательно потеряли интерес к работе в правительстве: зачем сидеть чиновником на маленькой зарплате в вечном страхе публичной порки, а то и антикоррупционного расследования, если можно возглавить госкорпорацию за астрономический оклад, создать собственный бизнес и получить щедрые господряды или просто пойти куда-нибудь советником и зарабатывать на лоббировании. Удивительнее, что президент не настоял на том, чтобы кто-то из тяжеловесов – Сечин, Чемезов, Греф, Кудрин или кто-то еще – в правительство все же вошел.
Вывод из этого можно сделать лишь один: правительство вслед за Думой окончательно перестает быть местом для дискуссий, а равно – для выработки концепций, стратегий, создания нового контента и проведения в жизнь собственной политики или интересов. Последним и единственным центром окончательно становится Кремль; реальным правительством и конгрессом одновременно – администрация президента.
Президентская администрация сделала то, чего не ожидали даже самые большие апологеты президента, – организовала декоративно-конкурентные и внешне честные выборы и выиграла их ему со счетом и явкой, превзошедшими самые смелые ожидания. Неудивительно, что в результате уровень доверия президентской администрации, как и ее значение только выросли.
Будущее правительство становится структурно намного «площе» – значительно больше вице-премьеров, сфера ответственности каждого намного уже, сами сферы несколько страннее. Ну зачем, например, иметь вице-премьера по строительству, особенно того, в чью бытность ответственным за спорт Россию потряс допинговый скандал и позорное отстранение от Олимпиады? На верхний этаж иерархии в правительстве приходят заместитель главы аппарата правительства и начальник контрольного управления «Газпрома».
Несмотря на катастрофическое международное положение России, в ранге вице-премьера не появляется ни одного специалиста по международным отношениям, а внешняя политика вообще остается за рамками полномочий вице-премьеров, зато эфемерная «цифровая экономика» – фетиш нового времени – получает курирующего вице-премьера.
По всей видимости, это означает, что правительство превращается в классический советский исполком – место уж точно не для силовиков, но и не для технократов (все же «кратос» – это по-гречески «власть»), а для техников, квалифицированных исполнителей, занятых текущими внутренними делами, быстро и точно пересылающих документы, формирующих распоряжения на основе указов и указаний президента, составляющих правильные в смысле соответствия ожиданиям отчеты и ни с чем никогда не спорящих.
Есть и еще одна важная деталь – назначение первым вице-премьером Антона Силуанова и сохранение своего поста главой ЦБ Эльвирой Набиуллиной говорит не только о том, что президент не считает проблемой катастрофу частного банковского сектора в России и фактическую национализацию финансовой сферы, но и о высокой (и совершенно заслуженной) оценке макроэкономической монетарной политики, проводимой в России в последние годы. Это назначение – красноречивый ответ всем критикам жесткого монетаризма и справа и слева: эмиссии, льготных кредитов, финансовой поддержки экономики и прочих действий а-ля Венесуэла не будет; это, пожалуй, единственная радостная новость дня.
Техническое правительство получило совершенно технический майский указ в виде комбинации крайне расплывчато сформулированных стратегических целей, на которые можно сразу не обращать никакого внимания, поскольку их формулировка допускает широчайшую трактовку, в том числе и такую, согласно которой они уже выполнены, и мелких практических задач, о выполнении которых также будет сравнительно легко отчитаться вне зависимости от реальности.
Что значит заявить о вхождении в пятерку крупнейших экономик мира? Если речь идет о номинальном ВВП, то сегодня на пятом месте стоит Великобритания с ВВП на 80% больше российского и растущая на 2% в год, в то время как российский ВВП в 2018 году в лучшем случае покажет 1%. Для лучшего понимания: если ВВП России будет расти на 3,5% в год, а ВВП Великобритании так и сохранит 2%-ные темпы роста, то России потребуется 40 лет, чтобы догнать Великобританию. А чтобы догнать ее за 12 лет, потребуется рост ВВП России на более чем 7% в год. Но, даже догнав Великобританию, мы не станем пятыми – перед нами останется Индия, растущая как раз со скоростью 7% в год и имеющая сегодня ВВП на 60% больше российского.
Если говорить о ВВП по ППС (искусственной величине, никак не отражающей реальный размер экономики, но используемой более бедными странами для сокращения разрыва с более богатыми на бумаге), то Россия сегодня отстает от пятого места (где находится Германия) всего на 4,5%. Понятно, что Германия растет сегодня быстрее России, но это не важно – достаточно будет Росстату снизить паритет покупательной способности на 10% (он уже сегодня в России рапортуется сильно заниженный, на уровне Киргизии – видимо, по тем же основаниям), и задание президента выполнено – мы обогнали Германию!
Или как, скажите, обеспечить за какие-то шесть лет «суммарный коэффициент рождаемости 1,7» (кстати, что это? почему «суммарный»? наверное, на 100 жителей в год?) на уровне арабских стран (коэффициент 17 на 1000 жителей – это уровень Ирана, Коста-Рики, Гайаны, Аргентины; даже в закавказских республиках он ниже: в Азербайджане – 16, в Армении – 12, как и в России, в Грузии – 10,8)? В России, живущей вполне по-европейски и уже имеющей коэффициент рождаемости выше, чем в любой европейской стране, в условиях, когда улучшение жизни ведет во всем мире к снижению рождаемости, это кажется невозможным. Но наверняка магическое слово «суммарный» и магический масштаб помогут отчитаться: например, вдруг окажется, что мы считаем этот коэффициент только для населения детородного возраста.
Также несложно обстоят дела со смертностью трудоспособного населения – пока этот показатель в России медленно (примерно на 2% в год) снижается и находится на уровне 530 человек на 100 тысяч населения. За шесть лет он естественным путем должен добраться примерно до 470 человек на 100 тысяч при задании президента 450. Ничего не надо делать, кроме, может быть, изменения методики подсчета трудоспособного населения – достаточно снизить его численность в отчетах всего на 1–2%, и нужный результат будет получен. Правда, непонятно, что делать с повышением пенсионного возраста – если это произойдет, показатель смертности автоматически сильно вырастет.
Многие указы выполняются достаточно просто – путем выделения денег и выбора олигарха, который большую их часть положит в карман. Можно построить множество фельдшерских пунктов (пусть на бумаге или без оборудования, или без фельдшеров). Можно залить деньгами госкорпорации и объявить, что они и их дочерние компании стали инвестиционными.
Ну и, конечно, большая часть задач выполняется просто сменой методики расчетов. Можно легко придумать такой набор критериев, чтобы Россия попала в «десятку ведущих стран мира по качеству общего образования» (пусть этот рейтинг не будет признаваться никем, кроме Кремля). «Ликвидация кадрового дефицита в медицинских организациях» достигается существенным сокращением нормативного времени приема больного и повышением нормативного числа коек на одного врача. Увеличение объема экспорта медицинских услуг достигается учетом в нем услуг, оказываемых иностранным гражданам по «международным» ценам, и так далее.
В метафорическом смысле содержание нового президентского срока тоже определяется четко: русская тройка молчаливо признана окончательно завязшей на переправе из социализма в капитализм, благо разделяющая их река оказалась нефтяной. Наша судьба на ближайшие десятилетия – жизнь без движения, но в нефти со всех сторон, в состоянии постоянного аврала и громких заверений, что вот-вот и мы вытолкнем нашу телегу на правильный берег (какой правильный – каждый будет выбирать сам). А наши власти, состоящие из до боли знакомых фигур (на переправе же никого не меняют), будут в основном поглощены решением одной задачи – как максимально убедительно объявить илистое дно твердой землей, а стояние по оси в вязкой жидкости – конечной целью и полным успехом нашего путешествия.
