Мариинский театр продолжил художественное исследование психологии женоненавистников. За премьерой оперы Бартока «Замок герцога Синяя Борода» последовала литературно-музыкальная версия истории о Джеке-Потрошителе наших дней. Ироническая «Адская комедия», поданная как исповедь убийцы, развивалась в пространстве концертного зала «Мариинский». В главной роли -- Джон Малкович.
Садист-балагур
Если бы не виртуозная актерская игра Малковича, полная ернических намеков, импровизаций и отклонений от заданного текста, спектакль вряд ли состоялся бы как некая художественная целостность. Голливудский мастер, равно принадлежащий как кино, так и драмтеатру, держал внимание зала цепко, ежесекундно меняя интонацию, пластику, жесты. Джентльмен в белом пижонском костюме и в черных очках (пиджак он, впрочем, сразу же снял, чтобы тот не сковывал движений) появился на сцене сразу же после того, как отзвучал фрагмент балета Глюка «Дон Жуан спускается в ад», и принялся рассказывать свою историю. Очень достоверно изображая спонтанную бытовую интонацию речи -- на самом-то деле это была ювелирно отшлифованная «домашняя заготовка». Натурально разыгрывая смущение автора, представляющего публике свой новый роман -- «Адская комедия», он нервно перекладывал томики книг на столе и беспрестанно ссылался извиняющимся тоном на мифических «редакторов», заставляющих его делать то и это. Расхаживал по сцене, фамильярно, на грани развязности обращаясь к публике, и непременно требовал ответа. Он чуть ли не спотыкался о ноги сидящих на сцене зрителей, всячески склоняя их к интерактиву. Артистически преподносил букет примадонне, сноровисто распластывал на полу тела жертв и бережно надевал на них разноцветные лифчики прямо поверх вечерних нарядов.
Феерически остроумный и элегантный герой извергал фонтан шуток. С ходу ткнул шпильку вездесущему и всевластному «Газпрому», успел съязвить по поводу порядков, заведенных внутри Мариинского театра: «Похоже, здесь никто ничего не мог решить вплоть до самой последней минуты… (намек на то, что в театре никто не берет на себя ответственность -- все дожидаются слова Гергиева)… Не знаю, позволены ли мне подобные высказывания, но я вынужден выразить свое недоумение тем, как здесь делаются дела…». Если учесть, что в зале как раз сидел Гергиев и с интересом наблюдал за происходящим, заявление Малковича было вполне адресным.
Радиотеатр
Монопьеса, сочиненная австрийским сценаристом и режиссером Михаэлем Штурмингером, представляет собой слегка модифицированную модель «литературно-музыкальной композиции», жанра, любимого на советском радио в 60-70-е годы. Что касается зрелища, то оно было не особенно интересным и скорее напоминало концерт со вставками актерских этюдов. Представление не так уж много потеряло бы, отними у него визуальную составляющую. Оно с успехом воспринималось бы и на слух. Непринужденный, естественный говорок Малковича порой возвышался до утрированного скандирования. Рядом -- обольстительно-нежное пение пяти граций Мариинского театра под аккомпанемент оркестра, ведомого чутким и внимательным австрийским дирижером Мартином Хазельбёком. Уже одно это обеспечивало достаточно изысканных удовольствий для уха. Играл довольно скромный состав музыкантов, заточенный под нужды барочного инструментария.
Помилован через повешение
Михаэль Штурмингер поднял в своей пьесе тему, лежащую на поверхности и обсосанную до косточек. Он сочинил памфлет, не очень-то и зубастый, острие которого разит современное общество, падкое на сенсации, не разбирающее добра и зла, всеядное и равнодушное. Такое тотально медийное общество лишь переваривает информацию, ценности его давно выпали за пределы морально-этического поля. В таком обществе откровения серийного убийцы-садиста смакуются, а сам он оказывается популярным героем наших дней. После 15 лет заключения он помилован, выпущен на свободу и прекрасно вписался в окружающую среду: живет в хорошей квартире с молоденькой девушкой, успешно занимается журналистикой и писательством.
Прототипом героя Штурмингера--Малковича стал Джек Унтервегер, поэт и по совместительству серийный убийца. Перипетии его биографии воспроизведены в пьесе довольно точно. Когда над ним нависла угроза ареста, он бежал из Вены, был арестован в Майами, отправлен в Австрию, обвинен в 11 убийствах и в конце концов повесился в камере на собственных шнурках от ботинок. Произошло это 29 июня 1994 года, сразу же после вынесения приговора. (Инсценировку самоубийства Малкович изображает на сцене, замысловато протягивая шнурок между ножек стола и двух стульев первых пультов скрипок.) В пьесе подчеркивается, что официально, по австрийскому закону Джек считается невиновным, «так как покончил с собой до того, как получил возможность обратиться с апелляцией». Малкович с особым удовольствием подчеркивает это обстоятельство и добавляет: «Теперь-то вы понимаете, почему я не могу сказать вам правду? Совершив изящное самоубийство, я сохранил невиновность».
Так что вся эта канитель с возвышенной музыкой Моцарта, Гайдна, Глюка и Вебера, жалобные арии покинутых (читай -- придушенных), страдающих, но прощающих героя женщин затеяны, как выясняется, с одной целью: заинтриговать потенциального читателя, соблазнив его приманкой правды, пообещав открыть «признания убийцы» и тем самым заставить купить книгу. Такой вот маркетинговый ход.
Пять красавиц
К чести Штурмингера добавим, что музыкальные фрагменты, иллюстрирующие монолог героя, были выбраны с большим вкусом. Вместо двух заявленных в либретто певиц на сцену вышли целых пять. Благо ярких, молодых солисток в труппе театра предостаточно. Они появились в шикарных вечерних платьях, и каждая пела так жалостно, что сердце замирало. Арии оказались все больше слезными, и лишь в одной из них героиня яростно пела о мести -- ария начиналась со слов «О, изменник!». Великолепная, гибкая, щеголяющая тишайшим пиано в верхах Лариса Юдина; трогательно хрупкая Анастасия Калагина; экспрессивная Жанна Домбровская; не чуждая пафосного драматизма Татьяна Павловская; сильная, уверенная в себе Ольга Пудова -- каждая была хороша по-своему. И по крайней мере три из них показали уверенное владение барочным стилем -- Юдина, Калагина и Домбровская. Что неудивительно. Им уже приходилось петь в прошлогодней постановке «Идоменея» Моцарта, слепленной автором по калькам оперы-seria. Кстати, спектакль ставил именно Михаэль Штурмингер. Тогда он и познакомился с труппой и ее возможностями.
Адское турне
Спектакль Штурмингера--Малковича--Хазельбёка -- это антреприза. Мировая премьера «Адской комедии» состоялась 1 октября 2009 года в Лос-Анджелесе, и тогда режиссером был сам Малкович. Для проката в Европе сделали новую режиссерскую версию, и тут уж вступил в свои права Штурмингер. «Комедию» показали за прошедший май-июнь в Люксембурге, Брюсселе, Париже, Стамбуле, Гамбурге, Афинах, Малаге и Бильбао. Теперь доехали до Петербурга и получили в свое распоряжение оркестр и солистов Мариинского театра. Уже этот факт свидетельствует о том, что Питер на равных вписывается в европейское культурное пространство. В последнее время город включается в европейские туры знаменитых оркестров, исполнителей, театров. Во многом благодаря тому, что летом находится подходящий повод для выступления: «Звезды белых ночей» -- один из крупнейших фестивалей страны. Он длится полных два месяца, и престиж его в мире год от году растет. Этим летом Петербург вписали в свои маршруты Молодежный оркестр имени Симона Боливара, Балтийский молодежный оркестр, Оркестр Сеульской филармонии и Венские филармоники, а напоследок еще и Джон Малкович.
