Бывший юрист ЮКОСа Светлана Бахмина, освобожденная по УДО после 4,5 года заключения, возвращается к жизни на свободе. В интервью Infox.ru она поделилась планами на будущее, рассказала, почему отозвала прошение к Дмитрию Медведеву о помиловании, и пояснила, что общего между колонией и пионерлагерем.
- Светлана, добрый день. Как вы?
- У нас все, слава богу, теперь хорошо. Надеюсь, в дальнейшем тоже все будет хорошо. Пока меня занимают в основном домашние хлопоты, связанные с детьми. Мальчики (сыновья Бахминой, Григорий и Федор. -- Infox.ru) меня давно не видели. Они, естественно, не отходят от меня. А для девочки (дочь Анна, родилась в колонии. -- Infox.ru) сейчас требуются походы по медицинским учреждениям, какие-то покупки, ну и так далее. В общем, обычные семейные хлопоты.
- Как встретили дети?
- Естественно, обрадовались. Смешно было бы говорить по-другому. Но теперь уже окончательно поверили, что мама дома. Хотя сначала даже пытались дотронуться, чтобы убедиться, точно ли. Приготовили какие-то свои небольшие подарки: маленький в основном рисует, старший хвастается тем, что в школе получается. Все как обычно в обычных семьях. Просто мы были лишены всего этого на долгое время, поэтому сейчас приходится наверстывать.
Свобода
- Давно дома? Когда именно вас освободили?
- В прошлый понедельник (27 апреля. -- Infox.ru). Где-то во второй половине дня мы попали домой. С тех пор дома.
- А что за тайная история была связана с вашим освобождением? СМИ уже в ночь после суда объявили о том, что вы дома.
- Я тоже услышала от мужа на следующий день по телефону, что появились такие сообщения. Может, планировалось меня освободить и что-то в последний день сорвалось, сложно сказать. Но во всяком случае, дома я оказалась несколько позднее.
Сначала мне сказали, что, скорее всего, нужно будет выдержать десять дней, которые необходимы для вступления в законную силу решения об освобождении. Это обычная практика. В колонии, например, всегда так поступают. Но насколько мне известно, как раз в день принятия судом решений по моему освобождению прошел пленум Верховного суда России, на котором, в частности, обобщалась практика решения вопросов, связанных с УДО. Этот пленум постановил, что в случае принятия судом решения об УДО человек подлежит немедленному освобождению. Раньше такого указания в законе не было, поэтому и ждали десять дней до вступления судебного решения в законную силу.
Пионерлагерь строгого режима
- Светлана, если вспомнить начало тюремного заключения... Правда, что вас посадили в колонию, где сидят преимущественно за убийства? Как вы общались со своими сокамерницами? Тяжело было найти общий язык?
- Почти два года я провела в СИЗО в Москве. Сначала это был СИЗО № 6 в Печатниках, затем изолятор «Матросская тишина». И только после вступления приговора в законную силу меня переправили отбывать наказание в исправительную колонию № 14 в Зубово-Полянском районе Мордовии.
Насколько я понимаю, это обычная женская колония. Люди там абсолютно разные. Есть те, которые отбывают наказание за легкие преступления, другие – за тяжкие и даже особо тяжкие. Первоначально я попала в отряд так называемых большесрочников -- подавляющее большинство женщин, которые там содержались, были осуждены за тяжкие и особо тяжкие преступления, в том числе и убийства на длительные сроки, десять и более лет. Мой срок – шесть с половиной лет – тоже не самый маленький по меркам колонии, может быть поэтому я туда попала.
Общалась я с ними абсолютно нормально. Как обычно, первоначально идет этап привыкания, узнавания людей. Этот отряд можно назвать общежитием, если оперировать гражданскими терминами. Порядка 90 человек постоянно рядом. Конечно, с кем-то проще общаться, с кем-то сложнее. Но каких-то особых трудностей или проблем не было – получалось найти общий язык со всеми.
- Конфликты были?
- Нет, серьезных конфликтов не возникало. Если и было какое-то недопонимание, все достаточно легко разрешалось путем разговоров. Ясно, что понимание жизни у всех людей разное, тем более контингент особенный, многие сидят долго, что-то уже, может быть, забыли о жизни на воле. Поэтому приходилось привыкать и притираться.
- С чем были связаны взыскания, которые у вас были в начале срока?
- Взыскания имели место в СИЗО. Они отчасти объяснялись тем, что человек не каждый раз попадает в тюрьму, сначала не очень понимает, как себя надо вести, и без злого умысла может нарушать какие-то внутренние правила. Одно из моих нарушений – не вовремя встала по подъему. Подъем, как известно, в таких учреждениях в шесть утра.
- В конце заключения вы даже занимались организацией досуга и просветительской работы в колонии, верно?
- В том числе и этим. Надо сказать, что колония отчасти напоминает пионерский лагерь: проводится воспитательная работа с осужденными, организуется их досуг. Я в основном занималась содействием администрации в поддержании дисциплины и порядка. В последнее время к тому же помогала осужденным в обучении. В колонии находится филиал школы и профессионально-технического училища. Многие осужденные не имеют среднего образования, а в колонии у них есть возможность завершить образование и получить специальность, в основном связанную со швейным производством. Я занималась организацией этого процесса. Мне кажется, это была полезная деятельность.
- Наверно, чтобы поддерживать дисциплину, нужно иметь определенный авторитет…
- Действительно, это так, но нужно разделять эти процессы в мужских и женских колониях. В женских нет какого-то блатного сообщества, как в мужских. Это пионерский лагерь строгого режима. Там к тому, что называется помощью администрации, немножко по-другому относятся, да и помощь эта в других вещах выражается. Как мне кажется, мое участие в этой работе не вызывало больших нареканий со стороны других осужденных. Здесь речь идет о помощи самим осужденным не попадать в неприятные ситуации. Нужно объяснять вновь прибывшим, что важно соблюдать требования колонии, чтобы самим себе не навредить, быстрее заслужить благодарности, быстрее попасть домой. Требования на самом деле хоть и строгие, достаточно простые: соблюдать форму одежды, не ходить туда, куда нельзя, вежливо разговаривать и так далее. Лишний раз объяснить это – в этом и заключалась моя помощь администрации. Надеюсь, мне это удавалось.
- Подружиться с кем-нибудь удалось?
- Подружиться, наверное, громко сказано. Но конечно, волей-неволей общалась. К счастью, мне нескучно с самой собой, я бы и одна неплохо существовала. Были два-три человека, с которыми я общалась чуть ближе, решала какие-то бытовые вопросы. Так чуть легче проходит время в этих местах.
- Расскажите о последних нескольких месяцах заключения, когда вас перевезли в гражданскую клинику. Как принималось это решение?
- Как это решение принималось, не могу ответить. Просто мне сообщили, что я перевожусь в ведение московского УФСИН и соответственно буду находиться в клинике в Москве. В ноябре я была переведена в Москву, где рожала, и дальше мы находились там с Аней все это время. Отчасти это было связано с тем, что Ане требовалось некоторое медицинское наблюдение. В таком возрасте, конечно, довольно сложно перемещаться в какие-то иные условия, тем более в колонию.
- Журналисты вас там искали, в больнице?
- Мне сложно сказать, я там никого не видела. Насколько я знаю, у мужа моего постоянно интересовались, где я нахожусь. Это не тайна, просто учреждение медицинское, там находятся другие больные, медицинский персонал должен работать, поэтому я выполняю их просьбу и не говорю, что это за больница, чтобы не создавать излишнего ажиотажа, поскольку это, конечно, будет мешать их работе.
- Философы призывают ценить любой опыт. Что вы скажете о вашем опыте? Хоть что-нибудь вам дало тюремное заключение?
- Как вы правильно сказали, это, конечно, опыт, какие-то вещи я стала лучше понимать. Другой вопрос, была ли в этом такая уж необходимость – наверное, все-таки нет, я бы обошлась и без этого опыта. Я называю это свое путешествие этнографической экспедицией. Конечно, я много нового узнала. Но если бы я этого не узнала, никому хуже не было бы, в том числе и мне.
Борьба за УДО
- Как считаете, почему Зубово-Полянский райсуд упорствовал в нежелании дать вам УДО, даже идя на конфликт с Верховным судом Мордовии?
- Всех причин мы не знаем, но может быть, отчасти была боязнь принять решение, взять на себя ответственность, потому что дело сложное и громкое. Я это так, во всяком случае, расцениваю. Мне сложно оперировать другими данными, которых у меня нет. Но оснований для этого не было ни в первый, ни во второй раз. Наверное, это тот самый человеческий фактор.
- А почему, если не секрет, вы отозвали прошение о помиловании?
- Это была цепь событий. Когда я писала это прошение, я считала, что это будет более быстрый путь для решения о моем освобождении, потому что зубово-полянский суд мне второй раз отказал. Но в этот же момент появилось решение о том, что я буду переведена в Москву, и я решила, что в Москве мое дело сдвинется с мертвой точки и быстрее будет решить вопрос судебными способами. Помилование – сама по себе длительная процедура, она занимает не меньше полугода. В тот момент хотелось предпринять все возможные усилия на эту тему, но пришлось выбрать то, что будет более правильным.
- Во время вашего заключения многие пытались как-то поддержать вас – подписывались под обращением к Дмитрию Медведеву, устраивали митинги в вашу поддержку…
- Да, в течение всего моего срока заключения я получала много писем, открыток, поздравлений и телеграмм от людей совершенно посторонних, которых я не знала, которые просто по-человечески меня поддерживали. Это, конечно, было очень приятно, и с некоторыми из них я переписывалась все эти годы. Но после того когда мне дважды отказали в УДО, мои друзья решили, что нужно более активно побороться за меня, и организовали эту кампанию, сайт по сбору подписей.
Честно говоря, меня это приятно удивило, я не ожидала, что столько людей будут неравнодушными и захотят поучаствовать в моей судьбе. Столько приятных слов было написано и сказано, столько известных людей выступили в мою поддержку. Конечно, я не могла мечтать, что такие люди обратят на меня внимание, но видимо, ситуация была чрезвычайная. Мне это очень приятно, я уже неоднократно всеми возможными и невозможными способами говорю всем спасибо за это. Еще раз через вас хочу сказать спасибо, потому что сегодня у всех свои проблемы и сложности, и найти силы и время поддержать кого-то в сложной ситуации – это действительно дорогого стоит.
- Правозащитники называют вас политзаключенной. Как вы сами оцениваете этот статус?
- Это ситуация сложная и, наверное, все точки над i расставит только история. Наверное, кто-то имеет право на такую точку зрения, но в сегодняшней ситуации оценить все это еще пока сложно.
Жизнь после колонии
- Какие ограничения для вас предусмотрены сейчас?
- Я не должна покидать место жительства. Если я захочу съездить на курорт, мне надо будет спросить согласия. За границу я не могу выезжать, да у меня и паспорта заграничного сейчас нет. Я не должна совершать никаких правонарушений, поскольку это основание для возвращения реального срока. Речь идет как об административных правонарушениях, так и, естественно, об уголовных преступлениях. Если вдруг такое случается, то людям к новому сроку добавляют то, что они не «отгуляли» по УДО.
- Чем планируете заниматься в ближайшее время?
- Совсем на будущее – сложно сказать. В общих чертах могу предположить, что вряд ли буду сидеть дома, потому что я всю жизнь достаточно активно работала, в том числе и когда у меня были маленькие дети. Мне всегда было интересно находить время и для семьи, и для работы. Поэтому я постараюсь и дальше так организовать свою жизнь.
Выйду на работу, наверное, не раньше чем в конце года. Заниматься, скорее всего, буду юридической деятельностью. Ничего другого я в жизни не делала, и вроде бы я не самый плохой юрист. Пока четких планов нет, у меня есть предложение от моих друзей, которые готовы меня трудоустроить. Но пока сложно об этом говорить. Поживем -- увидим.
Ближайшие планы – пока наслаждаюсь обществом детей, тем более что Анечка еще маленькая, она требует полного моего внимания. К тому же пока лето, у детей каникулы, будем заниматься детьми.
