«Левада-центр» обнародовал опрос, согласно которому 70% российских граждан не знакомы с сущностью «московского дела».
Однако из тех, кто знает, 57% полагают, что речь идет о попытке действующих властей запугать политических противников, и лишь 34% верят официальному объяснению о «массовых беспорядках». Россияне разделились на тех, кто считает «московское дело» проблемой, и тех, кто не хочет ничего знать об этом. Вопрос состоит в том, кто сможет убедить пока безразличное большинство, отмечает политолог Кирилл Мартынов.
Кто одержит верх: пропаганда или сотни тысяч россиян, требующие прекращения преследования политических заключенных.Наиболее значимое событие текущей недели — соединение родных обвиняемых по политическим делам, формирование движения «Матери против политических репрессий».
Подобное уже было в наиболее трагические моменты новейшей истории РФ — «Комитет солдатских матерей» искал пропавших без вести во время чеченского конфликта, «Матери Беслана» разыскивали правду о трагедии. Сейчас родные фигурантов «московского дела» стали первой линией сопротивления общества политическому террору, отмечает Мартынов.
«Никто не готов больше просить о спасении лишь собственного сына или мужа», — считает политолог. Люди больше не верят, что все можно решить тихо.
Граждане, которых еще недавно вовсе не интересовала политика, выходят на пикеты, поскольку осознают, что иных методов самозащиты у этих людей не остается, пишет Мартынов. Либо они отыщут поддержку со стороны других россиян, либо очутятся наедине с репрессивной машиной.
Политолог отмечает, что солидарность родных является большой и грозной силой, с которой некогда придется считаться. Когда-то в США именно с движения семей против армейского призыва стартовала кампания против войны во Вьетнаме. Столкновения на Украине в конце 2013 года были вызваны силовым разгоном студенческой демонстрации на Майдане — в то время поступками «Беркута» также возмутились матери.
По мнению политолога, истинное российское единство в том, что объединились родственники людей, которые очутились в тюрьмах просто для того, чтобы напугать всю страну. По мнению Мартынова, будущему России потребуются другие праздники — день честного суда, например, отмечает политолог.
Суд у Эдуарда Малышевского отложили: не перишли двое из четырех свидетелей: полицейских: то ли отпуск, то ли командировка. Но и того, что наговорили двое предыдущих вместе с «потерпевшим», в нормальном суде было бы достаточно для прекращения дела, считает политик Дмитрий Гудков.
Адвокат Альдаев отлично разговорил этих «сотрудников» второго оперполка: они признались, что не видели, как из окна автозака на «потерпевшего» падало окно. Но им это показывали на видео в СК.
«То есть понимаете: следователи зовут свидетелей, понимают, что те ничего не видели, и показывают им видео, про которое они и должны будут рассказывать в суде! Как вам такой поворот? Или вот ещё, из судебных откровений. «Потерпевший» полицейский признался, что у него не было ни синяка, ни царапины, остался только «след на шлеме»: но даже и в этом приходится верить ему на слово», — пишет Гудков.
Сам Малышевский всех этих юридических тонкостей чужд, он говорил о другом: почему он вообще оказался в автозаке, почему в тот день Москва была на военном положении? Кто дал власти на это право? «И это ведь, на самом деле, главный вопрос, звучащий в этом суде наивно, но ведь в этой наивности правда. Преступники не те, кого сажают в аквариум, по словам судьи — «заградительное ограждение». Преступники — те, кто сдает, лишает свободы, перегораживает город и узурпирует власть. Нельзя за юридической борьбой нам забывать об этом», — считает Гудков.
«Если и есть что-то хорошее по итогам московского дела, то это люди, разбившие миф о «глубинном народе»: видящие правду и стремящиеся к ней», — считает политик.
